Митрополит Филипп (Федор Колычев)

Гений Соловков - святитель Филипп

Святитель Филипп (в миру Федор Степанович Колычев) происходил из младшей ветви старинного московского боярского рода Колычевых. Предок Колычевых — боярин Андрей Кобыла — считается родоначальником многих знатнейших московских боярских фамилий — Захарьиных-Романовых, Шереметевых, Горбатых. Отец митрополита Филиппа, Степан Иванович по прозвищу Стенстур (по имени одного из регентов Швеции, Стена Стуре), владел поместьями в Новгородской земле. Мать будущего святителя, Варвара, была женщиной набожной (в конце жизни она приняла пострижение с именем Варсонофии).
Федор родился 11 февраля 1507 года. Всего в семье, помимо дочерей, росли четыре сына: Федор, Прокофий, Яков и Борис; Федор был старшим. Мальчик получил обычное для своего круга образование: выучился грамоте, причем проявил прекрасные способности к «книжному учению», а затем начал подготовку к будущей военной службе — обучился конной езде и «воинскому искусству». Впрочем, спешит уточнить автор Жития святого, отрок предпочитал «конской езде чтение книг, в которых он находил жития святых и досточудных мужей, и чрез то поучался совершенствоваться в добродетелях. Он избегал своих сверстников и их рассеянной жизни, так что многие дивились такому его благочестию». (Подобные характеристики святых встречаются почти во всех житиях.)
Когда Федору Колычеву минуло пятнадцать лет, его определили на воинскую службу; будущий святитель находился на ней до тридцатилетнего возраста. Между тем в последние годы великого княжения Василия III положение при дворе его отца, Степана Колычева, заметно укрепилось: в 1532 году у великого князя родился второй сын, Юрий (глухонемой от рождения и потому впоследствии не игравший никакой роли в политической жизни страны), и Степан Колычев был назначен к нему дядькой. Как свидетельствует Житие, служил при дворе и сам Федор; старший сын Василия III, Иван (будущий царь Иван Грозный), знал его с детства. В то же время родной дядя Федора, Иван Иванович Умной-Колычев, как и некоторые другие представители рода Колычевых, оказался в уделе князя Андрея Ивановича Старицкого, брата Василия III. Это обстоятельство, как оказалось впоследствии, повлияло на судьбу и самого святителя Филиппа.
В 1533 году Василий III скончался, оставив великим князем своего малолетнего сына Ивана. Но вся власть в государстве перешла к его вдове, великой княгине Елене Глинской. В 1537 году Андрей Старицкий, опасаясь ареста, бежал в Новгород и попытался поднять там мятеж, однако был схвачен и вскоре умер в заточении. Начались расправы над его сторонниками. Иван Умной-Колычев после пыток был подвергнут торговой казни — избит батогами на площади и брошен в темницу; среди казненных оказались и трое Колычевых, троюродные братья Федора. Неизвестно, имел ли какое-то отношение к мятежу Федор Колычев, но, как отмечают историки, казни новгородских дворян совпали по времени с крутым поворотом в его судьбе. Федор решает покинуть царскую службу и уйти от мира, приняв пострижение в монастыре. Согласно житийному рассказу, он втайне от всех покинул дом, не захватив с собой никакого имущества, кроме разве что самых необходимых одежд.
Святой направляется на север, в пределы родной ему Новгородской земли. Сначала он пришел к Онежскому озеру, в деревню Хижи, где, согласно рассказу Жития, нанялся пасти овец у некоего местного крестьянина, по имени Суббота. «Так Бог предназначил о нем, чтобы прежде овец словесных он добре упас бессловесных», — замечает по этому поводу агиограф. Проведя некоторое время в Хижах, Федор перебрался затем в Соловецкий монастырь, в то время еще далеко не такой богатый и прославленный, как впоследствии. Все это время, и в Хижах, и на Соловках, он скрывал свое имя и знатное происхождение — надо полагать, из смирения, но, может быть, и из иных соображений. Родители святого повсюду разыскивали его, но так и не смогли найти и потому сильно расстраивались.
В течение полутора лет Федор исполнял монастырские послушания, не принимая постриг: он рубил дрова, копал в огороде землю, ловил рыбу, переносил камни, нередко выносил за всеми нечистоты. «И было удивительно видеть, как благородный и славный отпрыск таких родителей, в мягкости и покое воспитанный, такому трудному делу себя отдал, — пишет автор Жития святого. — Много раз неразумные люди унижали и били его, но он, нравом во всем подражая Владыке своему Христу, унижаем — не гневался, били его — радовался, со смиренной мудростью все терпел».
Наконец, по прошествии полутора лет, Федор Колычев приниял пострижение с именем Филипп. Игумен Алексей отдал его в послушание опытному иеромонаху Ионе Шамину. Инок Филипп продолжил свои труды: он работал в поварне, затем в монастырской кузнице. По совету своего наставника Филипп на время покинул монастырь и удалился в лесной скит, получивший впоследствии название «Филипповой пустыни». Здесь он построил келью, где предавался уединенным молитвам. По прошествии некоторого времени Филипп возвратился в обитель к прежним своим трудам. Около 1548 года игумен Алексей отказался по своей немощи от управления обителью и, с согласия братии, предложил игуменство Филиппу. Филипп направился за поставлением в Новгород, к архиепископу Феодосию; тот рукоположил соловецкого инока в священники и передал ему посох игумена. Правда, к руководству обителью святитель приступил не сразу. По свидетельству Жития, Филипп вновь удалился в свою отдаленную келью и навещал монастырь лишь изредка. Управление обителью принял на себя игумен Алексей, и лишь после его смерти (последовавшей через полтора года) братия уговорила Филиппа занять, наконец, место игумена. К этому времени, как считают историки, произошли изменения в судьбе его родичей в Москве: после венчания на царство Ивана Грозного (1547 год) Колычевы были прощены и возвращены к управлению страной; двое Колычевых (в том числе дядя Филиппа Иван Умной-Колычев) вошли в Боярскую думу. К тому же времени относится смерть отца Филиппа, Степана Стенстура; святитель вступил в права наследства и потратил все полученные им средства на Соловецкую обитель.
Восемнадцатилетнее игуменство Филиппа в Соловецком монастыре принесло славу и ему самому, и обители, которую он возглавлял. Жизнь Соловецкого монастыря совершенно меняется. По мнению игумена, лишь экономическое процветание может обеспечить обители успешное выполнение своей христианской миссии в далеком северном крае. Монастырь значительно увеличивает добычу соли — главного источника пополнения средств, необходимых для пропитания братии, а также для строительства. Уже в начале своего игуменства Филипп обращается к властям с челобитной, жалуясь на то, что на Соловках «братии прибыло много, а прокормитца им нечем». Царь разрешает увеличить беспошлинную продажу соли с 4 до 10 тысяч пудов. Монастырь получает в свое распоряжение соляные варницы, а также значительные земельные владения на материке. Осваиваются природные ресурсы самих Соловецких островов. Десятки озер соединяются каналами в единую водную систему, главным резервуаром которой становится Святое озеро у самых стен монастыря. Озерная вода стекала в море по водостокам, проложенным под монастырем, вращая на своем пути колеса водяных мельниц. Из канала вода шла также в монастырскую поварню, квасоварню, прачечную. Каналы служили и для осушения болот; в лесах прорубаются просеки, по всему острову прокладываются дороги.
В различных местах острова устраиваются кузницы, кирпичные заводы, кожевенная, гончарная и чоботная мастерские. Игумен организует в монастыре литье колоколов, изготовление свечей и икон. Сооружается каменная пристань; в перегороженной морской губе устраивается садок для живой рыбы. Монастырь обзаводится собственным стадом коров, для содержания которых отводится один из малых Соловецких островов. С материка завозятся и успешно приживаются на острове северные олени.
На благоустройство монастыря игумен тратит значительные личные средства. (Даже уже после отъезда в Москву он присылает в монастырь деньги с наказом завершить начатое им устройство прудов и запруд.) Как рачительный хозяин Филипп заботится о дальнейшем процветании обители: он приглашает на монастырские земли крестьян, дает им льготы, помогает прижиться на новом месте, а затем неукоснительно собирает положенные оброки, расширяет морской промысел.
Общежительный устав соблюдается при нем без каких бы то ни было послаблений. Однако Филипп отнюдь не стремится к особой строгости и излишнему аскетизму. Быт монахов, условия их жизни значительно облегчаются: при Филиппе, с удовлетворением отмечает соловецкий летописец, в рационе иноков появляются «шти с маслом да и разные масленые приспези, блины и пироги и оладьи, и крушки рыбные, да кисель, да и яишница стали в монастырь возить огурцы и рыжики».
Разворачивается небывалое каменное строительство. В 1552 году началось строительство каменного храма Успения Божьей Матери с трапезной и палатами. В 1558–1566 годах возводится грандиозный Спасо-Преображенский собор, значительно превосходящий по высоте Успенский собор московского Кремля. Начинается составление знаменитой Соловецкой библиотеки, превратившейся со временем в одно из самых значительных книжных собраний страны. В целом монастырь становится крупнейшим культурным, религиозным и экономическим центром русского Севера.
Можно сказать с уверенностью, что если бы Филипп так и окончил свои дни игуменом Соловецкого монастыря, он все равно был бы причтен Церковью к лику святых. Но ему уготована была иная, трагическая судьба. Церковь прославляет его как великого святителя и как исповедника, принявшего мученическую смерть за верность своим христианским убеждениям.
Соловецкий монастырь не обходили стороной политические бури, бушевавшие в России с середины правления царя Ивана Грозного. Еще в 1554 году сюда был сослан осужденный церковным собором старец Артемий, один из лидеров «нестяжателей». Можно догадываться, что игумен Филипп был в то время не на стороне обвинителей: старцу Артемию удалось бежать с Соловков — а это едва ли было возможно, если бы игумен позаботился о строгом содержании узника. По некоторым сведениям, в 1560 году в Соловецкий монастырь был сослан благовещенский протопоп Сильвестр, бывший прежде духовником царя Ивана и одним из фактических правителей страны. Расправа над Сильвестром и другими членами негласного правительства Ивана Грозного (так называемой «Избранной рады») знаменовала новый этап в жизни страны — переход к политике террора и насилия, установление открытой диктатуры царя, не сдерживаемого никакими политическими или нравственными нормами.
В начале 1565 года Иван объявляет об учреждении в стране опричнины: страна разделяется на две части — одна (она получает название земщина) управляется боярами, полностью подотчетными царю; другая превращается в особый удел царя (опричнину); тысячи людей изгоняются из своих имений, попавших в опричнину, начинаются массовые казни, поражающие своей жестокостью и бессмысленностью; опричники, взятые в государев удел, безнаказанно чинят насилия над оставшимися в земщине. Церковь лишается своего традиционного права печалования, то есть заступничества перед царем за осужденных и попавших в опалу.
В 1566 году митрополит Московский Афанасий оставил кафедру — формально из-за своей «немощи», на деле же не в силах терпеть творящихся беззаконий. Его преемником должен был стать казанский архиепископ Герман Полев, однако он лишь два дня занимал святительский престол и вынужден был также покинуть его. Тогда-то царь и вспомнил о соловецком игумене. Филипп был вызван в Москву, где ему предложили занять святительский престол.
Но Филипп не сразу согласился на предложение царя и Освященного собора русских епископов. Прежде он выставил условие: отмену опричнины и воссоединение государства, «как прежде было». В случае отказа, заявлял соловецкий игумен, «ему в митрополитах быти невозможно; и хотя его и поставят в митрополиты, и ему за тем митрополию оставити». Царь гневно отвечал, что опричнина-де является его личным и семейным делом, «домовым обиходом», в который митрополиту вмешиваться негоже. Все же царю пришлось пойти на уступку: митрополит возвращал себе право «советоваться» с государем, «как прежние митрополиты советовали», иными словами, право «печалования» за опальных, что должно было привести к ослаблению террора. В свою очередь, Филипп согласился не вмешиваться в опричнину и не покидать митрополию. Это обязательство было собственноручно подписано им 20 июля 1566 года. Через четыре дня Филипп переехал на митрополичий двор, а 25 июля был посвящен в сан митрополита. Поначалу репрессии в стране, действительно, несколько ослабли. Но — ненадолго. Грозный повсюду видел измены и готовил новые казни. В конце 1567 года он предпринял было поход в Ливонию (в то время продолжалась Ливонская война). Филипп благословил его, однако поход этот не принес результатов. Причину неудачи царь видел в очередных «изменах» бояр. Начал раскручиваться новый виток массовых репрессий, и Филипп не выдержал. Он решил обратиться к царю с требованием прекратить кровопролитие. Сначала Филипп призывает царя к благоразумию в беседах наедине, с глазу на глаз, затем пытается воздействовать с помощью других епископов, членов Освященного собора, — но все втуне. И тогда святитель решается публично выступить против политики государя, наверное, понимая, что подобное выступление может стоить ему жизни.
Открытое столкновение произошло 22 марта 1568 года. В тот день, как рассказывает Житие, царь во главе отряда опричников приехал в Москву из Александровой слободы (где по преимуществу пребывал в те годы). Похоже было, будто в город вошло вражеское войско: «Явился страшный царь со всем своим воинством вооруженным. Все вооружены, все на одно лицо, и едины нравом, как и делами. Все как один в черных одеждах». В это время святитель был на службе в Успенском соборе. Когда царь вошел в собор, святитель, не убоявшись, обратился к нему с грозным предупреждением. «До каких пор будешь ты проливать без вины кровь твоих верных людей и христиан?.. Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть законы и право, только в России их нет. Подумай о том, что хотя Бог поднял тебя в мире, но все же ты смертный человек, и Он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками». Так передают слова митрополита Филиппа немцы-опричники Таубе и Крузе, бывшие в то время в окружении царя. И в целом слова их близки к тем, которые вкладывают в уста святителю авторы Жития, составленного несколько десятилетий спустя. Царь попытался прервать обличения святителя: «Что тебе, чернецу, за дело до наших царских советов?! Того не знаешь, что меня мои же поглотить хотят». На это последовал ответ: «Наше молчание грех на твою душу налагает и всенародную приносит смерть!» Царь в гневе покинул собор.
Таубе и Крузе рассказывают, что на следующий же день было схвачено много людей из окружения митрополита: одних повесили, других избили железными палками, третьих обезглавили или предали иным мучительным казням. Их слова подтверждает синодик опальных царя Ивана Грозного, составленный много лет спустя по донесениям опричников: в него входят имена митрополичьих старцев и бояр. Но казни не остановили митрополита. Еще по крайней мере дважды он обличает царя. Так, в воскресенье, когда святитель совершал литургию в Успенском соборе, явился царь, облеченный в черные ризы, какие носили опричники. (Подобную одежду, по типу монашеской, миряне не имели права носить.) Трижды Иван испрашивал благословение у митрополита, но все три раза Филипп отказывал ему. 28 июля царь с опричной свитой неожиданно явился в Новодевичий собор, чтобы участвовать в крестном ходе в честь Смоленской иконы Божией Матери. Один из опричных бояр, войдя в храм, не снял тафьи (головного убора, который русские носили по образцу татар), что строго запрещалось специальным решением Стоглавого собора. Митрополит не замедлил с выговором; Иван же воспринял слова его как личное оскорбление и в гневе покинул собор. В свою очередь, и Филипп демонстративно оставил митрополичий двор и переселился в монастырь Николы Старого в Китай-городе. Впрочем, все атрибуты митрополичьей власти он захватил с собой.
Авторитет святителя в русском обществе был чрезвычайно высок. Иван Грозный не решился просто схватить его, но предпочел найти формальные основания для смещения с кафедры и ареста. Еще зимой в Соловецкий монастырь была отправлена внушительная делегация, в состав которой входили опричный боярин князь Василий Темкин-Ростовский, суздальский епископ Пафнутий, андроньевский архимандрит Феодосий, дьяк Дмитрий Пивов и еще несколько человек. Комиссия должна была найти свидетельства неблаговидного поведения Филиппа в период соловецкого игуменства. Путем угроз и принуждения комиссия добилась от некоторых из иноков, в том числе и от преемника и ученика Филиппа, игумена Паисия, более или менее желательных признаний. Недобросовестные свидетели были вывезены в Москву. 4 ноября 1568 года состоялся суд над святителем. Митрополит сохранял полное самообладание. Он не стал оправдываться от заведомо бессмысленных обвинений и заявил о готовности немедленно сложить с себя сан. Однако царь рассудил иначе. Он велел Филиппу вновь надеть на себя святительские одежды и заявил, что желает послушать еще раз его богослужение. 8 ноября, в день Архангела Михаила, святитель в последний раз вошел в Успенский собор московского Кремля. Во время богослужения в храм ворвались опричники во главе с Алексеем Басмановым. «Вошедши в собор, — рассказывает Житие святого, — Басманов приказал в слух всего народа прочитать судебный приговор о низложении митрополита. Потом опричники бросились на святого, как дикие звери, совлекли с него святительское облачение, одели его в простую, разодранную монашескую одежду, с позором выгнали из церкви и, посадив на дровни, повезли в Богоявленский монастырь, осыпая бранью и побоями». Святителя поместили в «смрадную хлевину». Спустя несколько дней царь повелел перевезти его в монастырь Николы Старого. Были казнены и родственники митрополита. Голову одного из них, Михаила Колычева, зашитую в кожаный мешок, Иван Грозный, по преданию, прислал в темницу Филиппу.
Вскоре, по воле царя, святитель был переведен в Тверской Отрочь монастырь. Около года провел он в заточении, снося от тюремщиков многие притеснения. Царь не забыл про него. В декабре 1569 года, когда опричное войско двинулось на Новгород, царь направил к свергнутому митрополиту одного из своих приближенных, Малюту Скуратова, желая, чтобы святитель благословил страшный новгородский погром. Филипп отказался. Взбешенный Малюта набросился на святого, повалил его на постель и задушил «подглавием», то есть подушкой. Инокам же было объявлено, что святитель Филипп, небрежением монастырских властей, угорел от печного дыма. Произошло это 23 декабря 1569 года.
В 1591 году игумен Соловецкого монастыря Иаков и братия обратились к царю Федору Ивановичу с просьбой разрешить им перевезти тело святого Филиппа в Соловецкую обитель. Разрешение такое было дано. Во время перенесения мощей произошли первые чудеса и исцеления. Первоначально святые мощи были положены под папертью соловецкого храма, на том месте, где, в бытность свою игуменом монастыря, святой своими руками выкопал себе могилу, рядом с могилой его наставника в иночестве старца Ионы. В 1646 году тело святого Филиппа перенесено было в самый храм, однако пребывало там недолго. В 1652 году, при царе Алексее Михайловиче и новгородском митрополите Никоне (будущем патриархе), нетленные мощи святителя Филиппа были перенесены еще раз — теперь уже в Москву, в Успенский собор, усыпальницу митрополитов Московских и всея Руси. Во время литургии, происходившей в Соловецком монастыре, Никон прочитал грамоту царя Алексея Михайловича (на самом деле составленную им самим), в которой тот молил святого «разрешити согрешение прадеда нашего царя и великого князя Иоанна».
(litresp.ru: Карпов Алексей Юрьевич, Юрьев Алексей Алексеевич "Самые знаменитые святые и чудотворцы России")
3 июля святые мощи встречали в Москве: «пастырь, невинно изгнанный, был возвращен на свой престол». В Успенском соборе «на самой средине стоял он 10 дней» и во все дни с утра до вечера был звон, как в Пасхальную неделю. Затем святые мощи были поставлены в Успенском соборе у южной двери алтаря.
На месте встречи мощей святителя Филиппа московским духовенством и народом был воздвигнут крест, от которого получила свое название Крестовская застава в Москве (у Рижского вокзала).