Среди
современных Димитрию
Донскому
русских
князей
замечательной
судьбой выделяется
Олег
Рязанский.
«Бодрый,
способностей
выдающихся,
он постоянно
враждовал с
великим
князем, и
когда Димитрий
пошел на
Мамая, Олег
Рязанский
ссылался с
союзником
Мамая,
королем
польским, и
не пристал к
Димитрию.
Незадолго до
смерти
Димитрия
преподобный Сергий
Радонежский
ходил в
Рязань, чтобы
примирить
Димитрия с коварным
и мятежным Олегом.
И тут
умягчилось
бурное
сердце: он
заключил с
Димитрием
искренний
союз. Вероятно,
воздействию
... дивного
старца нужно
приписать
перелом,
происшедший
в жизни
Олега. Пред
концом ее,
мучимый
раскаянием
за всё, что
было в ней
темного, он
принял
иночество и схиму
в основанном
им в 18 верстах
от Рязани Солотчинском
монастыре.
Там он жил, нося
власяницу, а
под ней ту
стальную
кольчугу,
которую не
захотел
надеть, чтобы
оборонять
отечество
против Мамая.
Инокинею закончила
жизнь и его
супруга
княгиня
Евфросинья.
Их общая
гробница в
соборе
обители. Многие
жители
Рязани и
соседних
уездов бывают
тут на
поклонении
иноку-князю и
служат по нем
панихиду,
испрашивая
себе его
молитв, причем
обыкновенно
надевают на
себя его кольчугу».
В этом рассказе Е. Поселянина легко найти ряд несуразиц. Во-первых, князь Олег во время Мамаева побоища хотя и не участвовал в битве, но стоял с войском своим наготове и кольчугу уж наверняка надевал. Во-вторых, обыкновенно иноки в знак самоуничижения и раскаяния носили под власяницами вериги, которые весили намного больше кольчуги. Даже неподготовленный человек способен долгое время носить кольчугу, не снимая ее, что уж говорить о князе-воине XIV в., сызмальства приученном к тяготам военной жизни?
Стоит
задуматься, а
не носил ли
князь Олег Рязанский
кольчугу,
опасаясь за
свою жизнь? При
этом он не
надеялся ни
на защиту
монастырских
стен, ни на
собственный
монашеский
чин. На
первый
взгляд, мысль
нелепая,
однако не
будем
торопиться.
Давайте вместе
проследим -
насколько
возможно
подробно -
жизнь одного
из самых
ярких князей
русской
истории XIV -
начала XV в. и
постараемся
разгадать
загадку его
кончины.
У
князя Олега
Рязанского
была трудная
судьба и
посмертная
недобрая
слава,
созданная
московскими
летописцами
и дошедшая до
наших дней.
Изменник,
ставший всё
же святым. Князь,
которого
окрестили
«вторым
Святополком»
на Москве, но
которого
любили
рязанцы,
которому они
были верны и
в победах, и
после
поражений.
Олег
Иванович, сын
князя Ивана
Александровича
(по некоторым
данным -
великого
князя Рязанского)
и племянник
пронского
князя Ярослава
Александровича,
стал великим
князем Рязанским
в
С
первых
десятилетий
XIV в. длилась
здесь кровавая
распря. В
Не
сохранилось
данных о том,
почему
великим
князем
рязанским
стал именно
Олег Иванович,
но понятно,
что к моменту
его
вокняжения
никто из его
родичей уже
не
претендовал
на титул
великого
князя.
Возможно, все
старшие князья
были уже
убиты.
Усобицы на
время закончились,
и это
позволило
Олегу
Ивановичу к началу
1350-х гг.
замыслить
наступление
на Московское
княжество.
В
Лопасня
отошла к
Рязанскому
княжеству. Изменение
границ
потребовало
вмешательства
Орды. В том же
Олег
Иванович
стремился
усилить свое
княжество,
подчинив соседних
князей. Так, в
Здесь
имеет смысл уточнить,
что мы
подразумеваем,
говоря «под властью
князя Олега
Рязанского».
Это не вассальная
присяга по
западному
образцу и не
финансовая
зависимость
(дань).
Отношения между
князьями на
Руси
оформлялись
в то время
договорами и
докончальными
грамотами. У
нас не
сохранилось
докончальных
грамот между
князьями
Рязанской
земли. Однако
есть все
основания
предполагать,
что эти грамоты
аналогичны
дошедшим до
нас
соглашениям
между
Дмитрием
Ивановичем
Московским и соседними
князьями.
Докончальная
грамота
является договором
между
князьями,
самостоятельно
хозяйствующими
в рамках
своего
княжества. Самим
подписанием
этих грамот
князья признают
власть друг
друга. В
подобных
документах
фиксировались
границы и
подробно регламентировалось
хозяйственное
взаимодействие
между договаривающимися
сторонами.
Зачастую оговаривалось
старшинство
одного князя
перед другим.
Именно в этом
смысле
следует понимать
выражение
«попал под
власть» -
попал под
такую власть,
какую
старший брат
имел над
младшим в
патриархальной
русской семье
того времени.
Эта власть,
оговаривавшаяся
в грамотах
подробно, не
простиралась
далее, чем согласованная
внешняя
политика
(вплоть до совместных
военных
походов).
Причем тот,
кто назван
«старшим
братом» в
докончальной
грамоте,
принимает
решения по
этой внешней
политике, а
«младший
брат» должен
ему подчиниться
и,
соответственно,
в случае
совместных
военных
действий
выступить на
стороне «старшего
брата» (или
просто
выставить
дружину).
Таким
образом,
поставив на
муромский
престол
дружественного
князя и
связав его
докончальной
грамотой, в
которой тот
признавал
Олега
старшим
братом,
рязанский
князь получил
возможность
во время
походов
усиливать
свою армию
муромской
дружиной. В
то же время
он, видимо,
принял на
себя
обязательство
выступать на
защиту
Муромского
княжества в
случае, если
тому будет
угрожать
опасность.
Доказательствами
существования
подобной
докончальной
грамоты
можно
считать то,
что во всех
важных
походах
Олега
Ивановича
участвовал
муромский
князь, и то,
что рязанская
и муромская
дружины
неоднократно
совместно
выступали
против
вторгавшихся
в их пределы
татар.
Под
В
Согласно
Рогожскому
летописцу,
Иван Иванович
принял своих
бояр в Орде, а
не по возвращении
в Москву.
Возможно, что
хан напрямую
повлиял на
решение
московского
князя и тот
вынужден был
простить
преступников.
Они в
конечном
счете
добились
своего:
должность
московского тысяцкого
вновь
перешла к
Вельяминову.
Эта
должность
так за ним и
осталась;
вероятно, Иван
Иванович
Московский
убедился, что
проордынская
политика для
него выгодна.
Отметим
тот факт, что
проордынски
настроенные
бояре
скрывались
именно в
Рязани. Видимо,
рязанский
князь в то
время был
враждебно
настроен по
отношению к
Москве, но
находился в
хороших
отношениях с
Золотой
Ордой. Этот
вывод подтверждается
последующими
событиями. В
Видимо,
ханский
посол
действительно
намеревался
установить (и
установил)
новые переделы
и межи между
Москвой и
Рязанью,
причем
сделал это в
пользу Рязани,
что
московские
летописцы
расценили как
«зло». Тогда
становится
понятно,
почему Иван
Иванович не
пустил посла
в свою
отчину, а
впоследствии,
вероятно,
московский
князь и
оклеветал
Маглета.
В
начале 1360-х гг. у
Олега
Ивановича
появился еще
один
беспокойный
сосед -
темник Мамай
откочевал со
своей Ордой
на запад от
Сарая, к
границам
Рязанского
княжества. А
в
Козельским
князем в то
время был
Иван Титович,
сын
карачевского
князя и зять
Олега Рязанского.
В
родственных
отношениях с
Олегом
Ивановичем
находились
Дмитрий
Корибут
(черниговский
и
новгород-северский
князь) и
Владимир
Пронский.
Великий
князь
рязанский
любыми
средствами
стремился
расширить
сферу своего
влияния, в
том числе и
путем
брачных союзов.
Кроме
Козельска
так или иначе
зависели от Рязани
новосильские
и тарусские
князья. Примечательно,
что в
московской
летописи муромский,
пронский и
козельский
князья названы
«князи
рязанстии».
Видимо, эти
князья были
связаны с
Олегом
Ивановичем
докончальными
грамотами, в
которых они
признавали
его «старшим
братом», и, в
понимании
соседей, их
владения
входили в
Рязанскую
землю.
Границы
Рязанского
княжества в
то время проходили
по верховьям
Дона, у
среднего течения
реки Воронеж
и, возможно,
Хопра, не выходя
на правый
берег Дона.
Рязанский
князь
контролировал
торговый
путь из
Москвы в
Сурож и Кафу,
который шел
через Рязань
по Дону.
Также под
контролем
Олега
Ивановича
находился путь
из
Москвы-реки
через Оку на
Волгу. Это был
речной путь в
Казань, в
Булгар и в
Сарай. Вблизи
границ
Рязанской
земли
находилось
самостоятельное
Елецкое
княжество, в
котором
правили
представители
рода козельских
князей.
Дружественные
или, по
крайней мере,
добрососедские
отношения
Елецкого и
Рязанского
княжеств в то
время
несомненны.
Насколько
мирно в то
время
уживались
Мамай и Олег
Рязанский, мы
не знаем. Но и
упоминаний о
набегах
татар на
Рязань до
конца 1360-х гг.
нет, в то время
как сведения
об активных
действиях Мамая
в русских
летописях
встречаются
с
В
Возможно,
эта помощь
Москве
свидетельствует
о некотором
улучшении
отношений
Москвы с
Рязанской
землей в
начале 1370-х гг.
Однако в Перемирной
грамоте
послов
великого
князя литовского
Ольгерда
Гедеминовича
с великим
князем
Дмитрием
Ивановичем
(июль
Итак,
в декабре
литовско-тверские
войска вторгаются
в московские
пределы,
Москвы взять
не могут, но
грабят
окрестности.
На помощь
москвичам
приходят союзники,
в том числе и
рязанцы.
Примечательно,
что на помощь
Дмитрию
Ивановичу
против Ольгера
«рать князя
Олга
Рязаньскаго»
привел
именно
пронский
князь
Владимир.
Видимо, между
Олегом
Рязанским и
Владимиром
Пронским,
несмотря на
спор из-за
великого
княжения, не
было
военного
конфликта.
Возможно, оба
князя
надеялись
решить спор
законным
путем в Орде.
Ольгерд в ту
же зиму (1370-1371)
заключил с Дмитрием
Ивановичем и
его
союзниками
перемирие -
по июнь.
Летом
«И
въ то время …
прiеxaшa Литва,
послове отъ
великаго
князя отъ Олгерда
Литовскаго о
миру, и взяша
миръ, а за князя
Володимера
Андреевичя
обручиша
Олгердову
дщерь,
именемъ
Олену». Послы
Ольгерда
явились в
Москву около
15 июля. В их
приезд было
оформлено
московско-литовское
докончание,
продлевавшее
перемирие
еще на три месяца.
Свадьба же
князя
Владимира с
Оленой состоялась
зимой, уже
после
возвращения
Дмитрия
Ивановича из
Орды. «На ту
же осень князь
великiи
Дмитреи
Ивановичь
выиде изъ Орды
милостью
Божiею все по
добру и по
здорову».
Дмитрий
Иванович
признал себя
вассалом «князя
Мамая и царя
его» -
Мухамед-Буляка.
Москва
обязывалась
давать
татарам
выход, но в
гораздо
меньшем
размере, чем
при ханах Узбеке
и Джанибеке.
В
этот период в
рязанской
земле
происходит
борьба
Владимира
Пронского с
Олегом
Рязанским за
великое
княжение.
Похоже, в 1370-1371 гг.
два
претендента
на владычество
в Золотой
Орде
раздавали
ярлыки на великое
княжение
русским
князьям,
причем на Руси
еще не было
ясности -
какой из этих
претендентов
является
легитимным и
чьи ярлыки
законны.
Московский
князь
Дмитрий
Иванович
рискнул
применить
силу при
решении
проблемы двух
ярлыков. Он
просто не
пустил
своего противника
во Владимир,
а затем
поехал в Орду
объясняться.
И у него
получилось.
Власть Мамая
в тот момент,
видимо, была
непрочна, и
он нуждался в
поддержке
Дмитрия
Ивановича не
меньше, чем
сам Дмитрий
Иванович в
ярлыке.
Уладив
вопрос с
владимирским
великим
княжением,
Дмитрий
Иванович решил
аналогичным
образом
поступить и с
двумя
ярлыками на
рязанское
великое
княжение. Московский
князь
поддержал
Пронского,
потому что
Олег
Рязанский
был слишком
сильным противником
и неудобным
соседом.
«Toe
же зимы
передь
Рожествомъ
Христовымъ
бысть
побоище на
Скорнищеве
съ Рязаньци.
Князь великiи
Дмитреи
Ивановичь,
събравъ воя многи
и пославъ
рать на князя
Олга
Рязанскаго, а
воеводу съ
ними отпусти
Дмитрея
Михаиловичя
Волынскаго.
Князь же
Олегь
Рязанскыи,
събравъ воя многы,
и изыде ратью
противу ихъ.
Рязанци же,
сурови суще,
другъ къ
другу рекоша:
"Не емлите съ
собою
доспеховъ, ни
щитовъ, ни копья,
ниже коего
иного оружiа,
но токмо емлите
съ собою
едины ужища
кождо васъ,
имже взяти
начнете
Москвичь,
понеже суть
слабы и страшливи
и не крепци".
Наши же
Божiею
помощiю укрепляющеся
смирешемъ и
въздыханiемъ,
уповаша на
Бога
крепкаго въ
бранехъ, иже не
въ силе, но въ
правде даеть
победу и одолеше.
И сретошася
Рязанци, и
бысть имъ бои
на Скорнищеве.
И поможе Богъ
князю
великому Дмитрею
Ивановичю и
его воемъ, и
одолеша, а князь
Олегъ едва
убежалъ… И
седе тогда на
княженiи
великомъ
Рязанскомъ
князь Володимеръ
Пронскыи».
В
Видимо,
к
Однако
докончальная
грамота
До
После
этого известия
русские
войска
«расслабились».
Это общеизвестная
история. На
Пьяне
русские войска
потерпели
сокрушительное
поражение от
татар
Мамаевой
орды, которым
помогали
мордовские
князья. А
куда же делся
Арабшах? До
Именно
Мамаевы
татары,
внезапно
напав, разгромили
армию
нижегородцев
и москвичей,
а затем
обрушились
на ставший
беззащитным Нижний
Новгород. Для
Мамая это
была успешная
проба сил в
начавшейся
борьбе с
непокорным
Дмитрием
Ивановичем и
его
союзниками.
Арабшах же
осенью
В
Проходят
два года.
Татары в это
время не беспокоят
рязанскую
землю.
Наступает 1380
год. Олег Иванович
узнает о
готовящемся
походе Мамая
на Русь и,
стремясь
обезопасить
свое княжество,
ведет
двойную игру:
ссылается с
Мамаем и
Ягайло
(посылает к
ним своего
представителя
Епифана
Кореева), но
одновременно
предупреждает
Дмитрия
Ивановича.
Такова официальная
версия
событий.
Интересно,
что в Троицкой
летописи, в
целом
недружелюбно
отзывающейся
о рязанском
князе, нет
указаний, что
Олег
изначально
был
сообщником
Мамая и
Ягайлы.
Никоновская
же летопись
прямо указывает
на Олега как
на
инициатора
этого «тройственного»
союза. Якобы,
как только
Мамай переправился
через Волгу,
подошел к
устью реки
Воронежа и
расположил
свои войска в
рязанских
пределах,
Олег послал к
нему и к Ягайло
послов с
уведомлением
о признании
власти
ордынского
правителя и с
предложением
действовать
совместно.
Ягайло
откликнулся
и отправил
посольство к
Мамаю.
При
этом Олег
Иванович и
Ягайло якобы
рассчитывали,
что Дмитрий
Иванович,
узнав об их соглашении,
убежит, а они
уговорят
Мамая вернуться
в Орду и сами
разделят - с
его ведома -
Московское княжество.
Судя по
«Сказанию о
Мамаевом побоище»,
Олег уступал
Ягайле
Москву, а
себе предназначал
Коломну,
Муром и
Владимир.
Мамай
ответил, что
ему нужна не
военная
помощь, ему
важно, чтобы
Литва и
Рязань
признали
владычество
Орды. Он
потребовал,
чтобы ему
была оказана
честь, и оба
князя
выслали ему
навстречу
войска.
Нестыковки
в летописи
видны
невооруженным
глазом. Там
же, в
«Сказании о
Мамаевом побоище»
сказано, что
ордынскому
эмиру было уже
мало
возобновленной
выплаты дани
«по старине».
Мамай хотел
не только
принудить
Русь к еще
большей дани,
но и изгнать
князей,
поселиться в
лучших русских
городах и
жить там. Это
была
программа оккупации
и
колонизации
русских
земель. Для
ее
воплощения
Мамай собрал
огромную наемную
армию. Нелепо
думать, что
он позволил бы
себя
уговорить
уйти с
завоеванной
Руси и добровольно
отдал бы ее
Ягайло с
Олегом. Столь
же
маловероятно,
что Мамаю не
нужна была
военная
помощь, иначе
зачем он
терял время
на ожидание
подхода
войск Ягайло
и Олега
Рязанского? А
вот
требование
признать над
собой
владычество
Орды вполне
обоснованно.
Литовские
князья,
захватив
часть территории
Киевской
Руси,
отторгли ее
от Золотой
Орды, не
признавали
над собой ее
власти и не
платили
ханам дань.
Именно
поэтому Мамай,
как и любой
другой
ордынский
властитель, стремился
хотя бы
номинально
восстановить
свою власть
над
утраченной
ранее территорией.
И уж не
оттого ли так
не торопился
к назначенному
месту
встречи
Ягайло, что
не хотел эту
власть
признавать,
как не
признавали ордынской
власти в
своих
владениях
его предки -
Ольгерд и
Гедемин?
Стоит
добавить, что
«Сказание»
было написано
в XV в., а около
Резкая
характеристика
Олега
Ивановича в «Сказании»
(«отступник»,
«поборник
бессерменский»)
- это скорее
реакция на
поступок его
внука, а всё
«Сказание»
приобретает
характер
политического
памфлета,
написанного
по заказу
московского
князя. Но, тем
не менее,
события
Итак,
попытка
урегулировать
отношения миром
провалилась.
И московский
князь собирает
на бой с
Мамаем
великое множество
русских
князей.
Заметим, что
они шли сражаться
вовсе не с
Золотой
Ордой, не с
законным
царем. Ведь
после победы
«на ту же осень
князь
великий
[Дмитрий
Иванович]
отпустил в
Орду своих
киличеев
Толбугу да
Мокшея с дары
и поминки».
Тохтамыш
после своей
окончательной
победы над
Мамаем
«послы своя
отпусти … ко
князю
великому
Дмитрию Ивановичю
и ко всем
князем
русскым,
поведая им …
како
супротивника
своего и их
врага Мамая
победи…
Князи же
русстии
послов его
отпустиша с
честью и с
дары, а сами
на зиму ту и
на ту весну
за ними
отпустиша …
своих киличеев
со многыми
дары ко царю
Тохтамышю».
Русские
князья вовсе
не ставили
перед собой
цели выйти из
состава
Золотой Орды.
Битва шла
конкретно с
Мамаем. Но
ради чего?
Явно не ради
денег, ведь
Дмитрий
Иванович
готов был
заплатить
дань.
Неправильно
было бы сводить
смысл
Куликовской
битвы к спору
о количестве
дани. Если бы
дело
обстояло
именно так,
то это была
бы битва
между Мамаем
и московским
князем. На
деле же с
Дмитрием
Ивановичем
на бой вышли
многие
русские
князья и
городские
ополчения их
городов. Но
давайте
подойдем с
другой
стороны.
Мамаева Орда в
то время
имела
поддержку в
Крыму; Мамай
в какой-то
мере являлся
крымским
«князем». Тому
есть
доказательства
- «Памятные
записи
армянских
рукописей XIV
века»:
«Написана сия
рукопись в
городе Крым …
в 1365 году, 23
августа, во
время
многочисленных
волнений,
потому что со
всей страны -
от Керчи до
Сарукермана -
здесь
собрали
людей и скот,
и находился Мамай
в Карасу с
бесчисленными
татарами, и город
в страхе и
ужасе».
Более
поздняя
запись:
«Завершена
сия рукопись
в 1371 году во
время
владычества
Мамая в
области Крым».
И еще:
«Написана
сия рукопись
в 1377 году в
городе Крыме
во время
владычества
Мамая - князя
князей».
Говоря же о
Крыме XIV в.,
нельзя забывать
о роли
итальянцев,
главным
образом
генуэзцев,
которые
оказывали
сильное
воздействие
на крымские и
не только
крымские
события того
времени. Цели
генуэзцев в
отношении
византийцев
можно
выразить
словами
Иоанна
Кантакузина
(императора
Византии
Иоанна VI):
«Задумали
они не малое:
они желали
властвовать
на море и не
допускать
византийцев
плавать на
кораблях, как
будто море
принадлежит
только им».
Отношения
генуэзских
колоний с
Золотой
Ордой не всегда
были
добрососедскими:
нападения на
пришельцев
из Италии
совершались
при всех ханах
конца XIII -
первой
половины XIV в. -
при Токте (1291-1312), Узбеке
(1312-1342) и
Джанибеке (1342-1357).
Только после
гибели
Джанибека
наступает
долгий
перерыв в этих
нападениях -
до
Вероятно,
Мамай
находился в
теснейшем
союзе с
генуэзцами; в
частности,
его
зафиксированные
в армянской
записи
«сборы» в
Проникнув
в
черноморский
регион ради
сверхприбылей
от торговли
на Шелковом
пути, генуэзцы
постепенно
освоили и
местные рынки.
Политическая
раздробленность
в Золотой
Орде и в
державе
Хулагидов
привели к тому,
что поток товаров
по Шелковому
пути к концу XIV
в. сократился
и резко
выросло
значение
торговли с ближайшими
соседями.
Генуэзцы
обращают внимание
на богатую
Русь.
Возможно,
именно они
были
организаторами
и спонсорами
похода Мамая.
В своего рода
бухгалтерских
книгах Кафы,
массариях,
нашлись
сведения об
их переговорах
с Мамаем.
Генуя в то
время
располагала
огромными
средствами, в
том числе и
для ведения
войны. Она
была одним из
крупнейших
банковских
центров
Европы и
успешно применяла
свои финансы,
торговлю и
военные силы
для
получения
еще больших
прибылей. В
«Слове о
житии и
преставлении
великого
князя Дмитрия
Ивановича,
царя
русского»
читаем: «Мамай
же,
подстрекаемый
лукавыми
советниками,
которые
христианской
веры держались,
а сами
творили дела
нечестивых,
сказал князьям
и вельможам
своим:
«Захвачу
землю Русскую,
и церкви
христианские
разорю»».
Итак,
советники-генуэзцы
направляют
Мамая на
Русь. Слова о
разорении
храмов
связаны скорее
всего с
угрозой
насаждения
католицизма.
Во время
Куликовской
битвы на
папском
престоле находился
Урбан VI (1378-1389),
который
издал буллу,
предписывающую
магистру
Ордена
доминиканцев
назначить
специального
инквизитора
«для Руси и
Валахии». В
булле
подчеркивалось,
право и
обязанность
инквизитора,
пользуясь
всеми
средствами,
какими
инквизиция располагает,
искоренять
«заблуждения»
на Руси. Тот
же папа
предложил
насильственно
обращать в
католичество
русских на
землях,
подвластных
Литве и
Польше,
применяя со всей
строгостью
принудительные
меры вплоть
до телесных
наказаний.
Понятно, что
никаких добрых
чувств к
католикам на
православной
Руси не
испытывали.
Генуэзцы же
действительно
сотрудничали
с агентами
папы -
миссионерами
и
францисканскими
монахами. Для
генуэзцев
это был
выгодный
бизнес, но в
глазах русских
князей и
православных
священников
все они
являлись
папскими
шпионами.
«Фрязи»
появлялись в
Москве и на
Севере Руси
уже в первой
половине XIV в.,
как
показывает грамота
Дмитрия
Московского.
Великий князь
ссылается на
старый
порядок,
«пошлину», существовавшую
еще при Иване
Калите. Великий
князь жалует
Печерою
некоего
Андрея
Фрязина и его
дядю Матвея.
Отдельные
купцы,
покупавшие у великого
князя за
большую
плату
лицензии (откупа),
разумеется,
не
представляли
для Руси
опасности. Но
появление их
даже на дальнем
Русском
Севере
свидетельствует
о серьезной
устремленности
крымских
«фрязей».
На
каких же
условиях
генуэзцы
могли дать Мамаю
денег? Ведь к
Откупщик
в то время -
предприниматель,
который
вносил в
казну
крупную
сумму, покупая
у
государства
на
определенный
срок право
сбора того
или иного
налога.
Система откупов
была выгодна
как
государству,
еще не имевшему
столь
мощного
бюрократического
аппарата,
чтобы
самостоятельно
взимать все
налоги, так и
откупщикам,
которые,
отдав вперед
деньги,
получали
прибыль с
лихвой.
Вспомним,
что Иван
Калита в свое
время откупил
право сбора
дани в Орду. С
тех пор баскаков
на Русь из
Орды не
посылали.
Иван Калита и
его
наследники
были
откупщиками
ордынской дани
со
значительной
части
территории
Руси; этим
объясняется
приобретение
Иваном Калитой
Галича,
Белоозера,
Углича.
Видимо, в
трудные для
этих
небольших
княжеств
годы, когда
они были не в
состоянии
заплатить ордынскую
дань,
московский
князь
уплачивал за
них из своей
казны, а в
счет долга, в
полном соответствии
с правовыми
нормами того
времени,
забирал в
собственность
земли - купли.
Иначе
непонятно,
что могло
заставить
князей
продать свою
отчину,
которая была
единственным
источником
их дохода и
власти.
До
Ивана Калиты
на Руси
откупщиками
сбора дани в
Орду были
согдийские и
еврейские
купцы. Иноязычные,
исповедовавшие
другую
религию,
незнакомые с
местными
условиями,
собирая на
Руси дань,
они
действовали
как слоны в посудной
лавке, что
вызывало
постоянные антитатарские
восстания.
Поэтому в
конце концов ордынские
ханы сочли,
что более
целесообразно
отдать право
на сбор дани
великим русским
князьям.
Русские
великие
князья взаимодействовали
с Ордой по
той же схеме,
как и обычные
откупщики, -
платили дань
из своей казны,
а затем
собирали
бульшую
сумму со своих
подданных.
Видимо
до Руси дошли
известия о
планах Мамая
снова отдать
откуп
ордынской
дани иноземцам.
И это,
естественно,
вызвало бурю
негодования
не только
среди
великих
князей, терявших
существенную
часть своего
дохода, но и
среди
простого
народа. И уж
не оттого ли
не поддержал
на Куликовом
поле Мамая
Олег
Рязанский,
что он тоже
понимал, кто
стоит за
Мамаем и чем
обернется
для Руси его
победа?
Лишний
довод в
пользу нашей
гипотезы о
генуэзских
вдохновителях
похода на
Русь -
поведение
Мамая после
поражения на
Куликовом
поле: он, как
говориться в
«Сказании...»,
«прибеже ко
граду Кафе… И
собрав остаточную
свою силу, и
еще хотяше
изгоном идти
на Русскую
землю». И
когда по
дороге на Русь
он был в
причерноморской
степи перехвачен
и
окончательно
разбит
Тохтамышем,
«Мамай же
прибеже пакы
в Кафу … и ту
убиен бысть
фрязи».
Скорее всего,
не из-за денег,
как
говориться в
«Сказании...»
(откуда бы взялись
большие
сокровища у
дважды разбитого
полководца?),
но или из
желания
угодить
Тохтамышу,
или из мести
за погибших
на Куликовом
поле родичей.
Вероятно,
генуэзцы разочаровались
в своем
ставленнике.
Он больше не
был им нужен,
более того,
он мог быть опасен
- как беглец
от законного
хана Золотой
Орды. Проще
всего было
его убить.
Но
вернемся в
конец лета
Частично
собранное в
Москве
войско «в борзе»
двинулось в
Коломну,
которая была
избрана
главным
местом сбора
всех союзных
Москве сил.
Выдвижение
русских
войск в
Коломну и
далее к устью
Лопасни за
неделю до
назначенного
Мамаем срока
объединения
его сил
смешало
планы наступающих.
Ордынцы,
узнав о
движении
русских к
Дону и так и
не
дождавшись
войск Олега и
Ягайлы,
решились
наконец
выступить
навстречу
Дмитрию.
Русское
войско
выступило из
Коломны 20
августа.
Вскоре оно
достигло устья
Лопасни, т.е.
вышло к месту
предполагаемого
соединения
Мамая,
литовцев и
рязанцев и перерезало
главный
Муравский
шлях, которым
татары
обычно
ходили на
Москву. Затем
последовала
переправа
войска через
Оку и его движение
в глубь
Рязанской
земли.
Спрашивается,
как
рязанский
князь,
предположительно
союзник
Мамая, мог
спокойно
терпеть
вторжение в
свои земли
врага, ведь
москвичи
вроде бы
враги ему? И
всё же Олег
Рязанский
ничего не
предпринял, а
князь Ягайло,
уже подошедший
к Одоеву,
направил
свою армию к
Дону, и тоже
явно не
торопился.
Литовскому
князю равно
не нужен был
ни
победивший
Мамай, ни победивший
Дмитрий.
Ягайло ждал.
Возможно, сговорившись
предварительно
с Олегом Ивановичем
добить
победителя.
А
тем временем
Дмитрий
Иванович
переправился
через Оку и
получил
весть о том,
что Мамай всё
еще «в поле стояща
и ждуща к
собе Ягайла
на помочь
рати литовскыя».
Русское
командование
тогда, вероятно,
приняло
решение идти
навстречу Мамаю
к верховьям
Дона. Во
время
кратковременной
остановки у
устья
Лопасни к
русскому войску
присоединились
«остаточные
вои». После
выступления
армии на этом
месте был оставлен
Тимофей
Васильевич
Вельяминов, «да
егда пешиа
рати или
конныа
поидет за ним
[князем
Дмитрием], да
проводит их
безблазно».
По
словам
Никоновской
летописи,
великий князь
в то время
печалился,
«яко мало
пешиа рати».
Эта рать,
видимо, не
поспевала за
конницей и
догнала
основные
силы уже у
Дона. Снова
заметим, что
при активном
противодействии
Олега
Дмитрий
остался бы
вообще без
пешей рати,
догонявшей
основное
войско
разрозненными
отрядами.
Войско,
вступившее 25
августа в
пределы
Рязанской
земли,
вероятно, сошло
с Муравского
шляха и
уклонилось в
юго-восточном
направлении.
Очередная
остановка
была сделана
у города
Березуя,
находившегося
в 23 поприщах
(около
6
сентября
московская
рать подошла
к Дону в месте
впадения в
него реки
Непрядвы. И
на этой
заключительной
стадии
похода
соединения
литовцев и
татар так и
не произошло.
Зато на
берегу Дона к
русской
армии
присоединилась
пехота. «И ту
приидоша много
пешаго
воиньства, и
житейстии
мнози людие,
и купци со
всех земель и
градов». Иными
словами, это
были обозы и
ополчение,
которые шли,
вновь
подчеркнем
это, по
рязанской земле.
Но никакого
противодействия
со стороны
рязанского
князя не
последовало.
И еще:
присутствие
ополчения в
русской
армии доказывает
важность
битвы для
русских князей
- собрали все
силы, какие
только могли.
Итак,
за 20 дней
похода
русская рать
прошла
Известно,
что вместе с
армией
Дмитрия шли 10 купцов-сурожан:
«Князь же
великий
поиде, поимъ
с собою мужей
нарочитых,
московскых
гостей
сурожанъ
десяти
человекъ
видениа ради,
аще что богъ
ему случить,
и они имуть
поведати в
дальних
землях, яко
гости
хозяеве,
быша: 1.
Василия Капицу,
2. Сидора
Олжерьева, 3.
Констянтина
Петунова, 4.
Козму Коврю, 5.
Семена
Онтонова, 6.
Михаила
Саларева, 7.
Тимофея
Весякова, 8.
Димитриа Чернаго,
9. Дементиа
Саларева, 10.
Ивана Шиха».
Знания и опыт
этих купцов,
ведущих
торговлю с
крымским
полуостровом,
- вот что
учитывал
московский
князь.
Следовательно,
Дмитрию
Ивановичу
была известна
роль
итальянцев
Кафы в стане
Мамая.
Видимо,
московский
князь
понимал, что
придется
склонять к
миру не
столько
самого Мамая,
сколько
заплативших
ему за поход
фрязей и что
в случае
битвы его
армии
придется
столкнуться
не только с
татарами, но
и с крымской
пехотой.
Проанализируем
сам ход боя.
Войска,
стоявшие до
этого на
месте
(русские три
дня, татары и
того больше)
двинулись навстречу
друг другу
практически
одновременно.
«И рече
Мамай:
«Двигнитеся
силы моа темныа
и власти и
князи. И
поидемь и
станем у Дону
противу
князя
Дмитриа,
доколе
приспееть к
нам съветник
наш Ягайло съ
своею силою»
». Значит, у
Мамая был
план: не дать
русским
перейти Дон и
напасть на
него до
прихода
литовцев.
Вот
только
литовцы не
подошли на
помощь Мамаю
ни 1 сентября,
как было у
них
договорено, ни
позже. К 8
сентября
Мамай,
видимо,
понял, что
они и не
собираются
подходить.
«Князю же слышавшу
хвалу
Мамаеву, и
рече:
«Приспе,
братие, время
брани
нашеа»... И
повеле мосты
мостити на
Дону и
бродовъ пытати
тоа нощи».
Получается,
что Дмитрий
практически
моментально
узнает всё,
что происходит
в ставке
Мамая (и кто,
кроме
«изменника»
Олега, мог
его этой
информацией
обеспечить?).
Сомнения
терзали
русских
воевод -
переходить
Дон или нет.
Однако весть
о том, что
Мамай
двинулся им
навстречу,
вынуждает
Дмитрия
принять
решение
перейти Дон.
То, что русские
победили в
Куликовской
битве, не
делает это
решение
менее
рискованным.
Вся история
войн
показывает,
что гораздо легче
обороняться,
мешая
противнику
форсировать
реку, чем
встречать
его в
открытом поле.
Да и опыт
самого
Дмитрия
Ивановича и
его воевод
говорит о том
же. Вспомним
битву на реке
Воже.
Вспомним и
противостояние
Москвы и
Литвы вдоль
крутого
оврага в
У
него были
другие, более
успешные
варианты
действий.
Например, имея
преимущество
в легкой
кавалерии,
постоянно
тревожить
русские
полки.
Расстреливать
их издали,
используя
более
дальнобойные
луки и более
метких
лучников, но
не бросать в
бой основных
сил до
подхода
Ягайло. Почему
бы Мамаю,
например, не
перебросить
часть своей
маневренной
конницы на
другой берег
Дона и не
взять, таким
образом,
русских в кольцо?
Дон в этих
местах
неширок, и с
одного берега
легко
простреливается
другой. Русским
пришлось бы
даже по воду
ходить под обстрелом
противника.
Однако
вместо всех
этих опасных
для армии
Дмитрия
мероприятий
Мамай
бросает свои
полки на пики
стоящего в обороне
(и только в
обороне
крепкого)
городского
ополчения.
Мамай крайне
неэффективно
разбазаривает
имеющиеся у
него людские ресурсы,
пытаясь
сломить
пехоту
атаками в лоб.
Только
крымская
пехота,
пожалуй,
могла эффективно
бороться с
пехотой
русской. Но,
видимо, ее у
Мамая было не
так много.
Когда Боброк-Волынский
выводит в бой
отборные
части - конных
дружинников,
татары уже
ничего не могут
им
противопоставить.
Весь
ход Куликовской
битвы
наводит на
мысль, что
внезапное
движение
войск Мамая и
Дмитрия и их
столкновение
были
спровоцированы.
Заставить Дмитрия
перейти
через Дон
могло лишь
известие о
том, что
Ягайло очень
близко и идет
на помощь
татарам.
Заставить
Мамая
атаковать
русскую
пехоту в лоб,
на нешироком
поле, могло лишь
известие о
том, что
Ягайло очень
близко, но
идет на
помощь
русским
войскам.
Только такое
известие
могло
заставить
его торопиться
и бросать
свою лучшую
конницу в
смертельные
атаки снова и
снова, чтобы
сбросить в
Дон и
уничтожить
войска
Дмитрия до
прихода
Ягайло. Такую
дезинформацию
мог доставить
и Дмитрию, и
Мамаю только
Олег Рязанский.
Он был
сильнейшим
образом
заинтересован
в том, чтобы
решающее
сражение
произошло
как можно
скорее. Ведь
и московские,
и татарские
войска
разоряли его
землю,
принося ей неисчислимые
убытки уже
самим фактом
своего
присутствия.
Некоторые
историки
высказывали
мнение о том,
что Олег
Рязанский помешал
Ягайло
прийти на
помощь Мамаю.
Однако нам
представляется
весьма
сомнительным,
чтобы Олег и
Ягайло в
После
битвы князь
Ягайло, узнав
о поражении
Мамая,
повернул
армию и
«побежа
назад с великою
скоростию,
никим же
гоним». Чем
можно объяснить
такую
поспешность?
Ягайло
вместе с
Олегом
Ивановичем
ждали, кто
победит в
битве. Им
равно не
нужна была
победа ни
Дмитрия
Ивановича, ни
Мамая. Добить
ослабевшее
войско
победителя -
не такова ли
была цель
литовского и
рязанского князей?
Но в Литве
после смерти
Ольгерда шло
противостояние
его сына
Ягайло и
брата Ольгерда
- Кейстута.
Видимо,
ожидая, пока
схватятся
между собой
Дмитрий и
Мамай, Ягайло
уже получал
тревожные
известия из
Литвы. Полный
разгром
Мамая и
огромные
потери Москвы
- такой
результат
сражения
позволил ему
облегченно
вздохнуть.
Именно
Ягайло оказался
победителем
в
Куликовской
битве, не потеряв
ни одного
воина. Он
немедленно и
спешно
двигает свою
армию на
север - в
Литву. Кейстут
для него
теперь
опаснее чем
Дмитрий, обескровленный
тяжелой
победой.
Войско Дмитрия
Ивановича
занималось
похоронами
шесть дней -
всё время,
пока рати,
находясь на поле
битвы,
«стояли на
костях».
Дмитрий Иванович
оставил
войско и с
небольшим
количеством
приближенных
бояр
направился в
Москву.
Отягощенная
добычей и
обозом с
ранеными, поредевшая
русская
армия
отправилась
домой. Путь
этот не был
легким.
Никоновская
летопись
повествует о
событиях
после битвы
так:
«Поведаша же
великому князю
Дмитрею
Ивановичю,
что князь
Олегъ Рязянскии
посылалъ
Момаю на
помощъ свою
силу, а самъ
на реках мосты
переметал, а
хто поехал
домов з
Доновского
побоища
сквозь его
вотчину,
Рязанскую землю,
бояре или
слуги, а тех
велел имати и
грабити и
нагих пущати.
Великий же
князь Дмитреи
Иванович
хоте противу
на князя Олга
послати свою
рать; и се
внезаапу
приехаша к нему
бояре
рязанскии и
поведаша, что
князь Олегъ
поверглъ
свою землю
Рязанскую, а
самъ побежа,
и со
княгинею, и з
детми, и з
бояры, и молиша
его много о
семъ, дабы на
них рати не послал,
а сами ему
биша челомъ в
ряд, и оурядившеся
оу него.
Великий же
князь
Дмитреи
Иванович
послуша их,
приимъ челобитие
их, рати на
них не посла,
а на
Рязанскомъ
княжение
посажав
наместницы
свои». Далее
в той же
летописи по
этому поводу
говорится,
что Олег
«приде на
рубеж
Литовьскый и
ту став и
рече бояром
своим: «Аз
хощу зде ждати
вести, как
князь велики
проидет мою
землю и
приидет в
свою отчину,
и яз тогда
возвращуся
восвояси»».
Итак,
что же
произошло?
Почему Олег
Иванович, не
мешавший до
этого
войскам
Дмитрия, и всячески
помогавший
ему против
Мамая, нападает
вдруг на
московские
обозы и
отнимает
полон у
москвичей?
Возможно,
между Олегом
и Дмитрием
существовала
какая-то
договоренность
о совместных
действиях
против Мамая.
И выполнив со
своей стороны
условия
договоренности,
князь Олег
рассчитывал
на часть
военной
добычи. А Дмитрий
делиться не
захотел -
ведь
непосредственно
на Куликовом
поле Олег не
сражался.
Отказав
Олегу в его
законных
требованиях,
Дмитрий
Иванович
спешно
уезжает в
Москву. Он
стремится
появиться в
городе сразу
следом за вестью
о великой
победе, до
того как
Москва узнает
об огромных
потерях. И
поэтому брошены
на произвол
судьбы
идущие с
Куликовского
поля обозы. И
брошен, как
докучливый
проситель,
взывающий к
справедливости
Олег. А Олегу
тоже надо
было кормить
своих дружинников
и
восстанавливать
очередной
раз разоренное
княжество. И
он приказал
грабить
идущие по его
земле
московские
обозы и
отнимать у
них взятый на
Куликовом
поле полон.
Обращает
на себя
внимание
туманный
эпизод с
наместниками.
Неизвестно,
ни кто они
были, ни куда
делись после
возвращения
Олега в свою отчину.
Спрашивается,
а были ли
вообще эти наместники?
Или
московский
князь просто
пообещал
отправить на
Рязань
наместников,
дабы
успокоить
своих
ограбленных
людей? Дескать,
Рязань уже
покаялась и
примерно наказана.
Ведь реально
послать рать
на Олега Ивановича
Дмитрий
Московский в
то время не
мог. Его
войско было
сильно
ослаблено.
Победа, доставшаяся
такой ценой,
едва ли была
в радость. И
посылать
морально
угнетенное
войско еще на
одну битву
Дмитрий не
мог.
Собственно,
мифическими
«наместниками»
московского
князя на
Рязани могли
быть и сами
рязанские
бояре, с
удовольствием
вернувшие
престол
Олегу
Ивановичу.
Косвенно
факт грабежа
русской
армии подтверждается
и известиями
немецких
хроник конца XIV -
начала XV в., в
которых
говорится,
что литовцы
нападали на
русских и
отнимали у
них всю
добычу.
Учитывая, что
для немецких
хронистов не
существовало
четкого
разделения
Руси и Литвы,
под именем
«литовцы»
они могли
иметь в виду
как войско
Ягайлы, так и
Олега
Ивановича.
При Олеге
Ивановиче
рязанское
боярство
окрепло и усилилось.
Источники
говорят о
таких боярах,
как Епифан
Кореев,
Станислав,
Иван Мирославич
(мурза
Салахмир),
Сафоний
Алтыкулаевич.
Упоминаются
окольничий
Юрий,
стольники
Александр
Глебович и
Глеб
Васильевич
Лонгвин,
ключник
Лукьян.
Некоторые из
них владели
огромными
землями,
например
Иван Мирославич
владел
Веневом,
Верхдеревом,
Растовцем,
Веркошей и
рядом других
земель.
Возможно,
кто-то из
этих бояр вел
переговоры с
Дмитрием
Московским,
причем в их
интересах
было решить
дело на
пользу Олегу
Ивановичу. К
описываемому
времени
служба бояр и
вольных слуг
стала
наследственной,
и отъезды
были исключением
из общего
правила, так
как отъехавший
человек со
всем своим
потомством лишался
заслуженного
его предками
и им самим
места среди
служилых
людей князя.
Бывало, что отъехавший
или его
сыновья
возвращались
к своему
прежнему
государю, но
в таких случаях
они должны
были
начинать
свою карьеру сызнова.
В
четвертом и
пятом
десятилетиях
XIV в.
в Москве
образуется
крепкое ядро
боярства,
которое
станет во
главе
государства
в последующие
века.
Образующие
это ядро роды
и лица служат
неизменно из
поколения в
поколение
московским
князьям и
правом отъезда
не
пользуются.
Редкие
исключения
только
подтверждают
общее право
наследственности
их службы.
Одновременно
с образованием
упомянутого
ядра
боярства
наблюдается
обособление
боярства по
крупным
княжениям:
Тверскому,
Рязанскому и,
вероятно,
другим.
Местные бояре,
оставшиеся
верными
своим
князьям, тесно
связывают
свои
служебные
интересы с землевладельческими
и редко
решаются покидать
своих князей
и терять
вследствие
этого свои вотчины
(об этом
более
подробно
писал С.Б.Веселовский).
Таким
образом, в
Твери и
Рязани образуются
группы
сильных
местных
родов, кровно
заинтересованных
в сохранении
власти
своего князя.
Вскоре
после
Куликовской
битвы,
приблизительно
за четыре дня
до Преображения,
то есть до 6
августа
Таким
образом, в
договоре
производится
территориальное
размежевание
между Рязанью
и Московским
княжеством.
Причем
Рязань сохраняет
за собой
Лопасну и ряд
других спорных
городов на
северном
берегу Оки,
между Окой и
Цной. «А что
место князя
великого
Дмитрия
Ивановича на
Рязанскои
стороне,
Тула, как
было при
царице при
Таидуле, и
коли ее
баскаци
ведали, в то
ся князю
великому
Олгу не
вступати, и
князю великому
Дмитрию».
Иными
словами, на
Тулу никто не
претендует.
«А что места
Талфица,
Выползовъ,
Такасовъ, та
места князю
великому
Дмитрию,
князь
великии
Олегъ
ступился тех
местъ князю
великому
Дмитрию
Ивановичю. А
что купля
князея
великого
Мещера, как было
при
Александре
Уковиче, то
князю великому
Дмитрию, а
князю
великому
Олгу на вступатися
по тот
розъездъ. А
что
Татарская
места
отоимал
князь
великии
Дмитрии
Иванович за
себя от
татаръ до
сего до
нашего
докончанья,
та места
князю
великому
Дмитрию. А
что князь
великии
Олегъ
отоимал
Татарская от татаръ
дотоле же, а
то князь
великому
Олгу та
места». Таким
образом, в
докончании
документально
подтверждено,
что земля
южнее московских
и рязанских
владений не
была бесхозным
«диким
полем», и
каждое новое
местечко
отнималось у
татар.
Причем, здесь
виден сговор
между
князьями: мы
признаем
захваченные
у татар земли
собственностью
друг друга и
побежим
жаловаться
друг на друга
в Орду, чтобы
эти земли у
нас не
отняли.
«А к
Литве князю
великому
Олгу целованье
сложити. А
будет князь
великии
Дмитрии
Иванович и
брат, князь
Володимеръ, с
Литвою в
любви, ино и князь
великии Олег
с Литвою в
любви. А
будет князь
великии
Дмитрии и
князь
Володимеръ с
Литвою не в
любви, и
князю
великому
Олгу быти со
княземъ с
великим з
Дмитрием и со
княземъ с
Володимеромъ
на них с
одного».
Итак, Олег
Иванович был
связан с
Ягайло не только
родственно,
но и крестным
целованием,
которое он
обязуется с
себя сложить.
По этому
договору
князья
обязуются
вести согласованную
политику с
Литвой.
«А с
татары аже
будет князю
великому
Дмитрию миръ
и его брату,
князю
Володимиру,
или данье,
ино и князю
великому
Олгу миръ или
данье с
одиного со
княземъ с
великимъ з
Дмитреемъ. А
будет немиръ
князю
великому
Дмитрию и
брату его, князю
Влодимиру, с
татары, князю
великому Олгу
быти со
княземъ с
великимъ съ
Дмитриемъ и
съ его
братомъ с
одиного на
татаръ и битися
с ними».
Опять
согласованная
политика - по
отношению к
татарам, в
том числе и
по поводу
выплаты дани.
«А с руских
князеи кто князю
великому
Дмитрию друг
и князю Володимиру,
то и князю
великому
Олгу друг. А
кто недруг
князю
великому
Дмитрию и
князю Володимиру,
а то и князю
великому
Олгу недругъ,
идти нань с
одиного».
Таким
образом, это
договор о
согласованной
внешней
политике,
причем
решающий
голос
принадлежит
«старшему
брату», но
это
единственное
ущемление суверенитета
рязанского
князя.
«А что
князь
великии
Дмитрии и
брать, князь
Володимеръ,
билися на
Дону с татары,
от того
веремени что
грабеж или
что поиманые
у князя у
великого
людии у
Дмитрия и у
его брата,
князя
Володимера,
тому межи нас
суд вопчии,
отдати то по
исправе».
Олег
Иванович
действительно
ограбил и
пленил людей
Дмитрия
Ивановича,
возвращавшихся
домой после
Куликовской
битвы. Причем
в договоре не
предусматривается
безусловного
возвращения
полона.
Решение
этого
вопроса
откладывается
до общего суда.
Судя по тому,
что вопрос о
пресловутом
донском
полоне
ставился и в
последующих
докончальных
грамотах
наследников
Дмитрия Ивановича
и Олега
Ивановича,
Рязань так ничего
Москве и не
вернула. «А
что ся ни
деяло дотоле,
как есмя
целовали
крестъ, тому
въсему
погреб до
спасова
преображенья
дни за четыре
дни. А суд
вопчии меж
насъ от того
празника
всему. А о чем
судьи наши
сопрутся,
едут на
третии, кого
себе изберут.
А судом
вопчим не
переводити. А
кто имет
переводити,
правыи у того
возмет, а то
ему не в
ызмену.
Суженого не
посужати.
Суженое,
положеное дати.
Холопа, робу,
должника,
поручника,
татая,
разбоиника,
душегубца, но
и выдати по
исправе».
Здесь
оговариваются
судебные
отношения (совершенно
равноправные)
между двумя
княжествами.
«А пошлины съ
семьи шесть денегъ,
с пешоходов
два алтына, а
с одиного не
имати. А мыты
ны держати
давныи
пошлыи, а непошлых
мытов и
пошлин не
замышляти. А
мыта с воза
по дензе, а с
пешехода
мыма нет».
Князья-соседи
устанавливают
общие налоги.
«А вывода ны
и рубежа межи
собе не замышляти.
А кто
замыслит,
того выдати
по исправе».
Тут князья
обязуются не
нарушать
границ между
своими
землями. «А
бояром и
слугамъ межи
нас волным
воля. На сем
на всемъ,
брате стареишии,
князь
великии
Дмитрии
Иванович, и
брат твои,
князь
Володимер
Андренвич,
целуите ко
мне крестъ,
къ брату
своему молодшему,
ко князю к
великому к
Олгу
Ивановичю, по
любви, въ
правду, без
хитрости».
«Любовь и
согласие» в
отношениях
Олега
Ивановича и
Дмитрия
Ивановича
просуществовали
недолго - до
похода хана
Тохтамыша на
Москву в
Тохтамыш,
как уже
говорилось,
после победы,
одержанной
на Куликовом
поле над
Мамаем, отправил
своих послов
в Русскую
землю к великому
князю
Дмитрию
Ивановичу «и
ко всем князем
рускым».
Русские
князья
признали
власть
Тохтамыша,
отпустили «с
честию и с
дары» его
послов, а
вслед за ними
послали к
хану «своих
киличеев со
многими
дары».
Поскольку
Никоновская
летопись в
связи с этим
сообщением
рассказывает
о «ссылке»
между
князьями,
можно думать,
что решение
по вопросу о
взаимоотношениях
с Ордой было
принято ими
совместно. По
данным
летописи,
«киличеи»
вернулись от Тохтамыша
«с
пожалованием
и со многою
честию».
Видимо,
вопрос о
признании
Москвой верховной
власти
Тохтамыша
уже был
однозначно решен.
Теперь у хана
Золотой Орды
и Дмитрия Ивановича
остался один
крупный
противник - Литва.
А именно -
проводивший
активную
экспансию в
русских
землях
великий
князь Ягайло.
Литва
представляла
опасность
как для Руси,
так и для
Орды.
Тохтамыш и
Дмитрий Иванович
разработали
план
совместных
действий
против
Ягайло. И в
Москве, и в
Орде, естественно,
знали о
ноябрьском
перевороте
1381г. в Литве,
когда к
власти
пришел
Кейстут.
Нельзя точно
сказать, с
какой
задержкой, в
пару недель
или в пару
месяцев, но
Тохтамыш,
узнал, что
Ягайло
свергнут, но
не сломлен, и что
в Литве снова
готова
разгореться
гражданская
война.
И
вот летом
Тохтамыша
на
московском престоле
устраивал
Дмитрий
Иванович.
Разобравшись
в обстановке,
он жестоко
подавил бунт
и после
небольшой
стычки с
отрядом Владимира
Андреевича
(когда татары
слишком увлеклись
грабежом)
«отступил
помалу». Операция
по разгрому
сил Ягайло
провалилась.
Пока союзники
разбирались
с мятежной
Москвой, не дождавшийся
их Кейстут
начал
переговоры с
Ягайло, был
обманом
захвачен в
плен и убит.
На обратном
пути из
Москвы
Тохтамыш
ограбил
Рязанскую
землю. Повод
был - Олег
оболгал
Дмитрия
Донского, да
и вообще
показал себя
сторонником
Ягайло. «Не
по мнозех же
днех [в
сентябре]
князь
Дмитрей
посла свою
рать на князя
Олга
Рязанского.
Олег же въ
мнозе дружине
едва утече, а
землю
Рязанскую до
останка
взяша и пусту
створиша -
пуще ему
бысть и
татарскые
рати».
Дмитрий
прочистил рязанские
закрома еще
тщательней,
чем Тохтамыш,
ведь у него
было больше
времени и
возможностей
для
методичного
разрушения
основ
экономики
противника и
для вывоза
награбленных
ценностей. Но
Олег
Рязанский не
был сломлен;
он начал
копить силы
для ответа.
На этот раз
он
подготовился
очень
тщательно!
В
15
августа
В
Олег
проводил
планомерную
политику
постепенного
захвата и
освоения
пограничных с
Ордой земель.
Уже
упоминались
татарские мурзы,
в
Тем
временем
Василий
Дмитриевич
вместе с митрополитом
Киприаном
активно
расширяли
границы
своего влияния.
В 1392-1393 гг.
происходит
присоединение
к Москве
Нижегородского
княжества. В
это же время,
судя по
дальнейшим
летописям,
Муром становится
союзником
Москвы.
Видимо, муромский
князь был
вынужден
подписать с
Василием
Дмитриевичем
грамоту, не
отменившую,
однако, его
договорной
зависимости
от Рязани. С
этого
момента
муромский
князь ходит в
походы как в
составе
войска Олега
Рязанского,
так и в
составе
войск
московского
князя. В этом
же, 1393, году в
Литве к
власти приходит
Витовт, тесть
великого
князя московского,
яростный
противник
Ягайло, а значит,
и Олега. В том
же году «Олег
ходил ратью к
Любутску, а
Литва Рязань
воевала». Из
похода Олег
Иванович «со
многим
полоном
возвратился
в свояси».
Зять Олега,
князь черниговский
и
новгород-северский,
в то время
был пленен
Витовтом и
отпущен под
поручительство
Олега.
Поражает
энергия
рязанского
князя. С
В
Зимой
1395/96 гг. в
Смоленске
случились
«брань» и «разность»
между
братьями,
Юрием и
Глебом Святославичами,
из-за великого
княжения.
Князь Юрий
уходит в
Рязань к тестю,
князю Олегу
Ивановичу.
Заметим, что
в это время
Смоленским
княжеством
владел князь
не Глеб
Святославич,
а князь Юрий
(бывший
великий
князь 1386-1392 гг.); он
пришел из
Рославля,
куда его
отправил
Витовт. Тем
временем
Витовт,
собравший
армию якобы против
Тамерлана,
двинулся на
Смоленск. Там
литовский
князь пленил
Святославичей
и смоленских
бояр,
отправил их в
свои владения,
пожег посады
и взял город.
Витовт жил в
Смоленске
несколько
месяцев,
затем уехал,
оставив в
городе
наместниками
князя Ямонта
и Василия
Борейкова.
«Тое
же зимы князь
велики Олег
Ивановичь
Рязанский с
зятем своим,
с великим князем
Юрьем
Святославичем
Смоленским, и
з братьею
своею, с
пронскими
князи и с
козельским, и
с муромским,
поиде ратью
на Литву и
много зла
сътвориша
им». Это был ответ
Витовту
Олега и его
сторонников
на захват
Смоленска. С
этого
момента
фактически
началась
открытая
война Рязани
с Литвой.
«Тое же зимы
ходил Витофт
Кейстутьевичь,
князь велики
Литовский,
ратью на
Рязань и власти
повоева, а
Олгу
Рязанскому
великому князю
еще не
пришедшу в
Рязань и
услышавшу сиа,
и остави
полон в
некоем месте,
и приде на
загонщики и
многих избил,
а иных
поимал. Слышав
же сия,
Витофт
убояся и
скоро на бег
устремися и
возвратися в
своаси. Олег
же со многою
корыстию и
богатством
вниде в свою
землю и
удръжа у себя
зятя своего
князя Юрья,
тогда бо в
скорби ему
сущу и в тузе
велицей о
братии своей
и о отчине
своей, яко такова
на них беда
не бывала,
ниже преже их
над
Смоленском,
якоже ныне
пострадаша от
Витофта
лукаваго и
несытаго
чужая восхищати».
Говоря
точнее,
Витовт не сам
вел войско на
Рязань, а
послал князя
Семена
Лугвенича,
который, как
говорит
Хроника
Литовская и
Жмойтская,
«без отпору
весь
рязанский край
межи Окою и
Доном реками
лежачий, миль
36 от Москвы,
внивечь
завоевал».
Известно,
что
поведение
тестя не
вызывало протестов
со стороны
Василия
Дмитриевича.
В этот период
он дружески
пересылается
с Витовтом, а
в
В
В
В
В
Итак,
перед
смертью Олег
Иванович
ушел в монахи.
Еще раз
вернемся к упоминавшемуся
тексту о
святом Олеге
Рязанском:
«Мучимый
раскаянием
за всё, что
было в ней
[жизни]
темного, он
принял
иночество и
схиму в
основанном
им в 18 верстах
от Рязани
Солотчинском
монастыре.
Там он жил,
нося власяницу,
а под ней ту
стальную
кольчугу,
которую не
захотел
надеть, чтобы
оборонять
отечество
против Мамая.
Инокинею
закончила
жизнь и его
супруга
княгиня
Евфросинья.
Их общая
гробница в
соборе
обители. Многие
жители
Рязани и
соседних
уездов
бывают тут на
поклонении
иноку-князю и
служат по нем
панихиду,
испрашивая
себе его
молитв, причем
обыкновенно
надевают на
себя его
кольчугу».
Что могло
заставить
Олега
Ивановича уйти
в монастырь в
тот момент,
когда вновь началась
пограничная
война с
татарами, в
момент, когда
шла война с
Литвой, когда
в плену у
литовцев
оказался его
сын Родслав?
То, что Олег
Иванович до
своих
последних
дней, находясь
в монастыре,
носил под
власяницей кольчугу,
на наш
взгляд,
говорит
отнюдь не о
раскаянии, а
о том, что
князь, даже
находясь в
монастыре,
боялся за
свою жизнь.
Он опасался
покушения, и
именно
поэтому носил
под одеждой
кольчугу. Тем
не менее, он
погиб через
очень
небольшой
срок после
своего
пострижения.
В том же году,
через
несколько
месяцев или
даже недель
после того,
как заперся
от кого-то в
не так давно
построенном
на
собственные
деньги
монастыре...
Кто
мог
покушаться
на жизнь
Олега? Для
кого он был
опасен даже в
монастыре? И
что заставляло
этого князя
сражаться,
возможно, до
последних
дней своей
жизни? Мы не
найдем в летописях
прямого
ответа на
этот вопрос.
Но ответ
вырисовывается
из логики
происходивших
вокруг князя
Олега
событий. Олег
отличался от
своих
противников -
Дмитрия
Ивановича и
Василия
Дмитриевича
Московских.
Он не
сконцентрировал
в своих руках
крупных земельных
владений, не
пользовался
в своих целях
церковной
пропагандой,
не стремился
объединить
вокруг себя
Русь. Он
выступал
против этого
объединения,
воспринимая
его как порабощение.
В конце XIV в. на
Руси очень
многим
власть
имущим стало
очевидно, что
страна стоит
на распутье.
Оказалось,
что
объединение
Руси
возможно
лишь вокруг
жесткой
авторитарной
власти -
такой, как
власть
московского
князя. Русь
не могла не
объединиться.
Но это
объединение
лишало
власти,
имущества, жизни
очень многих.
Оказалось,
что Русь может
объединиться
только
уничтожая
свободу городов,
князей, бояр,
приводя всех
к общему знаменателю.
Не воля и
старинные
демократические
устои, а
покорность и
безропотное
служение
государю,
порядок
беспрекословного
послушания и
раболепства,
перенятый в Орде,
- вот что было
нужно
растущему,
превращающемуся
в новую
Россию
Московскому
княжеству.
Основой
правящего
класса, его
военным фундаментом
и
интеллектуальной
элитой на Руси
было
боярство.
Бояре и
приближающиеся
к ним по
социальному
статусу
мелкопоместные
князья и
старшие
дружинники, -
вот кто решал
в
описываемую
эпоху судьбы
Руси. Многие
из бояр
связали
судьбу своих
родов со
служением
московскому
князю. Но не
все. Очень
многие бояре
и князья,
может и не
вполне
осознано,
пришли к
выводу, что
растущее
Московское государство
своей
политикой
разрушает ставшие
привычными с
прошлых
веков устои.
И против
этого
разрушения
началась
борьба. К началу
XV в.
Олег
Иванович был,
пожалуй,
единственным
великим
князем,
успешно
противостоявшим
политике
объединения
русских
земель любой
ценой,
которую
проводили
Василий Дмитриевич
с Киприаном.
И этой своей
успешностью,
наглядно
демонстрировавшей,
что можно
жить, не
подчиняясь
ни Москве, ни
Литве, - этим
он был опасен
митрополиту
Киприану, московскому
и литовскому
великим
князьям. Нет,
он не был
очень уж
опасен сам по
себе. Олег не
стремился
создать
обширных
земельных
владений -
так их и не
создал. А
ресурсы собственно
Рязанского
княжества не
были велики.
Его сила была
в другом -
репутация успешного
полководца,
многочисленные
родственники
и союзники
среди
мелкопоместных
князей как на
Руси, так и в
Литве. К
концу своей
жизни Олег
стал своего
рода
символом,
вокруг которого
могли и
начали уже
объединяться
недовольные
московским
князем
русские князья
и бояре.
Когда
Москва в
Конечно,
это только
ничем не
доказанные
подозрения,
но убить в
монастыре
Олега,
носившего
под одеждой
кольчугу,
могли только
монахи. Возможно,
его отравил
человек,
подосланный
митрополитом
Киприаном,
который к
тому времени,
кажется, уже
перестал
стесняться в
средствах.
Сына Олега,
Родслава,
который,
видимо, поддерживал
политику
отца, держат
в литовском
плену. Рязань
наследует
Федор
Олегович. Он
не спешит
выкупать
брата. Федор
Олегович в